Не печальтесь, если нет любви в 40 с хвостиком

Дошли и до моей обители слухи о том, как надо быть да жить, если тебе сорок с хвостом. Да боже ж ты мой, сколько у людей может быть проблем! Горячо сочувствую, от всей души. Там лицо поплыло, там брови с брылями до колен спустились, и колени со страху тоже провисли. Это же ад, а не жизнь, бабоньки! Рыдаю вместе с вами.

Подошла к зеркалу, придирчиво осмотрела брыли с носогубами, ногой решительно задвинула весы куда подальше… Все, что надо — висит, что не надо — стоит (ус недощипанный, выхватила его тут же, конечно). Но в целом-то, в целом — бабочка хоть куда. Хоть вагоны разгружать, хоть борща наварить человек на триста, что еще надо-то? А, точно, счастья-то, любви-то неземной на данный момент нету, в этом же весь цимес, а я и забыла, но и это дело поправимое. Тут ведь что главное — чтоб мозги не обвисли с брылями, сердце чтоб не просело от забот внешних, душа патиной не покрылась (штампы, да, но потому и работают), иначе и правда хана.

И вспомнила я свою баб Шуру, двоюродная бабка моя. Имела головокружительный роман в 82 года, со свадьбой, переездом в соседнее село и последующими похоронами молодого мужа (на 10 лет ее был моложе, сокол ясный).

Познакомились в романтической обстановке — в очереди на анализы. То ли на сахар, то ли на биохимию, не помню. Баб Шура помнит. И он ее там, значит «приглядел» (со слов потерпевшей). И начал «ходить». А ходить надо было из соседней деревни. 20 километров, на минуточку. А соединяет юные сердца седой паромщик, то есть автобус мотается меж деревнями по магическому расписанию, которое ведомо только архангелам и ангелам, седому паромщику, но не простым человекам.

Старший сын «жениха» два месяца в режиме нон-стоп возил влюбленного отца своего семидесяти двух лет на «свиданки». Потом уж не выдержал «расходов» и поставил вопрос ребром : «Ты, батя, или женись, или уже не морочь Александре Ефремовне голову!» (И бензин не дармовой!).

А голову баб Шуры к тому времени уже украсил мелкий «барашек-химия» огненно-морковного цвета, тело — не менее огненные, кровавые велюровые халаты на блестящих молниях, ноги из вечных войлочных тапочек переобулись в кожаные, хранимые для «особых случАев» с 1955 года. Готовились к похоронам, а вышла свадьба, так бывает.

Невеста к бракосочетанию была готова, жениха, как обычно, — принудили. Уже пожилые дети не выдержали страстей и женили родителей в один день. В сельсовет пришло полсела вдовиц и разбитных разведенок, прикоснуться к чужому счастью и обрести надежду. Обрели ее в тот день все. Баб Шура была в фате и кримпленовом платье цвета «слоновая кость», хранимом для погребения. Фата, как ни бились, была ей отвоевана: «Троих детей я родила, а свадьбы у меня так и не было, то война, то целина — отстаньте!». Все и отстали.

На свадьбе пели и плясали две деревни. Дети, внуки и правнуки. В отдалении рыдали вдовицы. Баяны дымились, самогон варился тут же, в бане, запасенного категорически не хватало. Пир шел неделю.

Все десять лет, что прожили, как голубки, молодые, мы ездили к ним в гости по лету. Годовщину свадебных торжеств праздновать. Баб Шура всегда с прической и в огненном халате, молодой муж с аккуратно постриженными к приезду гостей бровями.

А потом он умер. Быстро. Диабет. А она не поверила. Дети забрали баб Шуру к себе, в ее родную деревню. Она до сих пор жива. Красит волосы, не ходит, правда уже, но до сих пор ждет своего «миленочка». Не верит, не помнит ни похорон, ни переезда, да оно и к лучшему. Все равно скоро увидятся.

А вы все про брыли свои, в сорок лет. Че попало.


Ульяна Меньшикова

Рейтинг поста:  +40