Знакомьтесь - Мария Новак...
МАРИЯ НОВАК. Биография:Творчество поэтессы, писателя и сценариста Марии Кабановой. На счету у Марии фильм "Одной левой" с Дмитрием Нагиевым, множество публикаций («Литературная газета», «Работница» и др.) и две книги стихов и прозы с предисловиями Беллы Ахмадулиной и Юрия Полякова. Автор-аскет (читай: лентяйка) недавно вышла «из леса» в Интернет и будет рад новым друзьям и читателям
Знаешь, как я хочу жить?
По утрам к восьми вылетать в окно
в свой офис из облаков.
Я – почётный менеджер муз,
счетовод ворон.
По ночам строчу об этом отчёт в тетрадь.
Но внутренний голос мне шепчет: «Мать!
Таких профессий нет в кодексе трудовом.
Пора уже кем-то стать».
Только я ненавижу, когда меня называют «мать»,
и голос ничей, тем более, свой – мне не указ.
Лучше буду просто письмом без тем.
Девочкой без имени и лица.
Успешным никем.
Нет, что ты, я не о призраках совсем.
Не о невидимках. Все гораздо обыденней –
в нашем мире, чтоб быть никем,
не обязательно быть невидимым.
Можно просто с утра подойти к Бог знает кому,
ни о чём посмеяться, ни за чем улыбнуться,
и подарить ему…
Ничего?
Ну, зачем ничего – настурций.
Или сирени. Или вот этот стишок шифрованный.
Главное – ни по какому поводу.
Или вот: плачет ребёнок. Нет, не сирота.
Не-сироты тоже, бывает, ревут, между прочим.
Так вот, он ревёт – аж складывается пополАм.
А тут дзинь-дзинь!
Малыш оборачивается, а там
на скамейке – кто-то плюшевый с колокольчиком.
И сразу не так грустно. И сразу почти легко.
А кто его тут оставил?
Да… Так. Никто.
Или вот: старый-старый старик, с которым всем-всем скучно.
Ему так одиноко, что трудно дышать.
Но с прошлой недели кто-то играет с ним во внучки.
Застилает кровать.
Если болен – приедет и среди ночи.
Над шутками его хохочет.
Короче –
прибавляет сил.
А как зовут-то её?
Забыл.
С памятью у старика не очень.
Или вот, представь, лет этак через десять,
все так же молод, улыбчив, весел,
ты вдруг меня вспомнишь
не любовницу и не жену.
И тут что-то в сердце пойдёт ко дну.
Вызовут скорую помощь.
Ты проснёшься… Нет-нет, не на травке райской.
Не засоряй мне этот стишок банальностью.
Ты проснёшься месяц спустя со шрамиком на груди.
Доктор скажет тебе: «Не бойтесь – оно приживается.
Самое худшее, милый мой, позади».
Ты улыбнёшься, бравируя перед врачом.
А потом спросишь – ты же ведь спросишь, правда? –
– Доктор, скажите, а оно чьё?
– Да ничьё.
Об этом Вам знать не надо.
Он сказал мне: "Я хотел бы большую грудь!
А твоя не греет меня ничуть.
Всё, что третьего меньше размера – считай доска,
От спанья на доске ноет шея, грызёт тоска.
Сядь на диету – копи хоть на силикон.
Дева без бюста – как дворец без окон!
Как бокал без вина,
Как рыбалка без бодуна.
Делай, что хочешь, но грудь чтоб была видна!
Я сказала: "Окей, есть у меня хирург.
Он виртуоз, практически демиург!"
Мужу дала снотворного невзначай
И виртуоза к нам позвала на чай.
Ах, красота – и не видно, что силикон.
Форма прекрасна, на ощупь – майский бутон.
Так и тянет припасть, приятно на ней вздремнуть.
Грудь у мужа теперь – на зависть всем бабам грудь!
---------------
Они замышляли это все восемнадцать лет.
Отец обучался классической борьбе.
Мать раздобыла с глушителем пистолет,
Палила по банкам, упражнялась в стрельбе.
«Добьём словами – самое верное средство», -
Шепчет отец, щурясь сосредоточенно.
Они, как вОры, крадутся в комнату дочери,
Чтобы убить в ней детство.
Они не маньяки, не чудовища, не фашисты.
Просто дочкино детство их порядком достало.
Все отдаёшь ему – а взамен так мало:
Поцелуй, стишок, на затылке пушок душистый…
А, главное, оно с годами не угасает,
Дочка его любит, растит, ласкает,
Кормит отборными снами с ложечки в рот.
«Такими темпами, - мать вздыхает, -
Оно в ней никогда не умрёт».
Отец вынимает слова острые, будто ножик,
Заносит над дочкой - бледней, чем мим.
Та орёт: «Не троньте его! О Боже!
Мне моё детство всего дороже!
Если вы его – то и я с ним!»
Мать, как из пистолета, палит угрозами –
Мол, выдай его нам по доброй воле!
Но поздно.
Детство ушло в подполье.
Оно залегло дочке в сердце на самое дно,
Глубже страха смерти, глубже любви и печали -
И сколько б его не травили, не осаждали,
Детство в ней выживет всё равно.
И годы спустя, из глубин-тайников глухих
Оно прорвётся, как крик, как стих,
Как ребёнок из чрева, как воронёнок в небо,
Воскликнет: «Да! Я хочу! Я требую! Мне бы
Написать роман, влюбиться, слетать на Марс,
А иначе на кой ты со мной в груди родилась?
Вот тебе крылья, родная. Смелей – в полёт!
В жизни счастлив лишь тот, кто крылат и смел!»
Ну, тут уж она это детство сама прибьёт,
Чтоб не отвлекало её от дел.
---------------
"Ты боишься бомбы?" - спросил он.
Я боюсь, когда пропадает сон,
и лодка сомнений прицельно и зло
надо мной зависает, как НЛО.
Я боюсь, когда у одного взгляд влюблённый,
а у другого сочится из глаз расчёт.
Или когда ребёнок
слышит, как мать орёт.
Или когда старик в новый год один,
а мы и звонить не спешим.
Я боюсь, что мне выпадет рак груди
или рак души.
Я боюсь аккуратных мужчин и советов с апломбом.
А ещё боюсь тех мудрых и светлых людей,
у которых в умах фейерверк идей,
а они взяли и сделали бомбу.
А бомб не боюсь – нет…
---------------
Стихи не пишутся! Они
Болтают ножками на крыше.
«Спуститесь вниз!» - но, чёрт возьми,
Мои стихи меня не слышат.
Они то прячутся, дразня,
То рифм снежки летят мне в спину...
Стихи не дружат с дисциплиной –
Они в меня! Во всём – в меня!?
Зато нет никого родней,
Когда, устав и наигравшись,
Мои стихи бегут ко мне
И спят, к душе моей прижавшись.
---------------
Я иммигрирую в высь.
Я сыплю на город листвой.
Здесь лишь души усопших и журавли
гуляют со мной.
Верхушки берёз, задеваю, бродя.
Осенняя чаща, как рожь.
А если решишь ты догнать меня,
то упадёшь.
Нет, я не вернусь, сколько ты ни кричи!
Мне больше нравится пить капучи-
но облаков над твоей головой
там, где лишь солнечные лучи
и нерожденные дети пируют со мной.
Мы с ними, как в прятки, играем в туманы
и обсуждаем осенние планы
птиц, что уснули у нас на груди.
Ну что – завидуешь?
Стань ангелом
и приходи.
Стихи Marika Nova
Знаешь, как я хочу жить?
По утрам к восьми вылетать в окно
в свой офис из облаков.
Я – почётный менеджер муз,
счетовод ворон.
По ночам строчу об этом отчёт в тетрадь.
Но внутренний голос мне шепчет: «Мать!
Таких профессий нет в кодексе трудовом.
Пора уже кем-то стать».
Только я ненавижу, когда меня называют «мать»,
и голос ничей, тем более, свой – мне не указ.
Лучше буду просто письмом без тем.
Девочкой без имени и лица.
Успешным никем.
Нет, что ты, я не о призраках совсем.
Не о невидимках. Все гораздо обыденней –
в нашем мире, чтоб быть никем,
не обязательно быть невидимым.
Можно просто с утра подойти к Бог знает кому,
ни о чём посмеяться, ни за чем улыбнуться,
и подарить ему…
Ничего?
Ну, зачем ничего – настурций.
Или сирени. Или вот этот стишок шифрованный.
Главное – ни по какому поводу.
Или вот: плачет ребёнок. Нет, не сирота.
Не-сироты тоже, бывает, ревут, между прочим.
Так вот, он ревёт – аж складывается пополАм.
А тут дзинь-дзинь!
Малыш оборачивается, а там
на скамейке – кто-то плюшевый с колокольчиком.
И сразу не так грустно. И сразу почти легко.
А кто его тут оставил?
Да… Так. Никто.
Или вот: старый-старый старик, с которым всем-всем скучно.
Ему так одиноко, что трудно дышать.
Но с прошлой недели кто-то играет с ним во внучки.
Застилает кровать.
Если болен – приедет и среди ночи.
Над шутками его хохочет.
Короче –
прибавляет сил.
А как зовут-то её?
Забыл.
С памятью у старика не очень.
Или вот, представь, лет этак через десять,
все так же молод, улыбчив, весел,
ты вдруг меня вспомнишь
не любовницу и не жену.
И тут что-то в сердце пойдёт ко дну.
Вызовут скорую помощь.
Ты проснёшься… Нет-нет, не на травке райской.
Не засоряй мне этот стишок банальностью.
Ты проснёшься месяц спустя со шрамиком на груди.
Доктор скажет тебе: «Не бойтесь – оно приживается.
Самое худшее, милый мой, позади».
Ты улыбнёшься, бравируя перед врачом.
А потом спросишь – ты же ведь спросишь, правда? –
– Доктор, скажите, а оно чьё?
– Да ничьё.
Об этом Вам знать не надо.
Он сказал мне: "Я хотел бы большую грудь!
А твоя не греет меня ничуть.
Всё, что третьего меньше размера – считай доска,
От спанья на доске ноет шея, грызёт тоска.
Сядь на диету – копи хоть на силикон.
Дева без бюста – как дворец без окон!
Как бокал без вина,
Как рыбалка без бодуна.
Делай, что хочешь, но грудь чтоб была видна!
Я сказала: "Окей, есть у меня хирург.
Он виртуоз, практически демиург!"
Мужу дала снотворного невзначай
И виртуоза к нам позвала на чай.
Ах, красота – и не видно, что силикон.
Форма прекрасна, на ощупь – майский бутон.
Так и тянет припасть, приятно на ней вздремнуть.
Грудь у мужа теперь – на зависть всем бабам грудь!
---------------
Они замышляли это все восемнадцать лет.
Отец обучался классической борьбе.
Мать раздобыла с глушителем пистолет,
Палила по банкам, упражнялась в стрельбе.
«Добьём словами – самое верное средство», -
Шепчет отец, щурясь сосредоточенно.
Они, как вОры, крадутся в комнату дочери,
Чтобы убить в ней детство.
Они не маньяки, не чудовища, не фашисты.
Просто дочкино детство их порядком достало.
Все отдаёшь ему – а взамен так мало:
Поцелуй, стишок, на затылке пушок душистый…
А, главное, оно с годами не угасает,
Дочка его любит, растит, ласкает,
Кормит отборными снами с ложечки в рот.
«Такими темпами, - мать вздыхает, -
Оно в ней никогда не умрёт».
Отец вынимает слова острые, будто ножик,
Заносит над дочкой - бледней, чем мим.
Та орёт: «Не троньте его! О Боже!
Мне моё детство всего дороже!
Если вы его – то и я с ним!»
Мать, как из пистолета, палит угрозами –
Мол, выдай его нам по доброй воле!
Но поздно.
Детство ушло в подполье.
Оно залегло дочке в сердце на самое дно,
Глубже страха смерти, глубже любви и печали -
И сколько б его не травили, не осаждали,
Детство в ней выживет всё равно.
И годы спустя, из глубин-тайников глухих
Оно прорвётся, как крик, как стих,
Как ребёнок из чрева, как воронёнок в небо,
Воскликнет: «Да! Я хочу! Я требую! Мне бы
Написать роман, влюбиться, слетать на Марс,
А иначе на кой ты со мной в груди родилась?
Вот тебе крылья, родная. Смелей – в полёт!
В жизни счастлив лишь тот, кто крылат и смел!»
Ну, тут уж она это детство сама прибьёт,
Чтоб не отвлекало её от дел.
---------------
"Ты боишься бомбы?" - спросил он.
Я боюсь, когда пропадает сон,
и лодка сомнений прицельно и зло
надо мной зависает, как НЛО.
Я боюсь, когда у одного взгляд влюблённый,
а у другого сочится из глаз расчёт.
Или когда ребёнок
слышит, как мать орёт.
Или когда старик в новый год один,
а мы и звонить не спешим.
Я боюсь, что мне выпадет рак груди
или рак души.
Я боюсь аккуратных мужчин и советов с апломбом.
А ещё боюсь тех мудрых и светлых людей,
у которых в умах фейерверк идей,
а они взяли и сделали бомбу.
А бомб не боюсь – нет…
---------------
Стихи не пишутся! Они
Болтают ножками на крыше.
«Спуститесь вниз!» - но, чёрт возьми,
Мои стихи меня не слышат.
Они то прячутся, дразня,
То рифм снежки летят мне в спину...
Стихи не дружат с дисциплиной –
Они в меня! Во всём – в меня!?
Зато нет никого родней,
Когда, устав и наигравшись,
Мои стихи бегут ко мне
И спят, к душе моей прижавшись.
---------------
Я иммигрирую в высь.
Я сыплю на город листвой.
Здесь лишь души усопших и журавли
гуляют со мной.
Верхушки берёз, задеваю, бродя.
Осенняя чаща, как рожь.
А если решишь ты догнать меня,
то упадёшь.
Нет, я не вернусь, сколько ты ни кричи!
Мне больше нравится пить капучи-
но облаков над твоей головой
там, где лишь солнечные лучи
и нерожденные дети пируют со мной.
Мы с ними, как в прятки, играем в туманы
и обсуждаем осенние планы
птиц, что уснули у нас на груди.
Ну что – завидуешь?
Стань ангелом
и приходи.
Стихи Marika Nova
|
Последние читатели: |
Комментарии:
Написать комментарийЧувств побольше – в таблетках.
Я хотела бы снова взглянуть на жизнь
Глазами трёхлетки.
Принеси мне нежность – порций так сто подряд,
Как десерт в ресторане.
Я желаю вечно смотреть на себя
Твоими глазами.
Ну а если в дом постучится зло,
Есть одна дорога:
Я хотела бы видеть врага своего
Глазами Бога.
Прислушайся к их словам:
Мы рыбы, которые вышли на сушу.
Мы плывём по домам. ?
Мы древние и хладнокровные звери,
У нас рептилье нутро.
Мы рыбы, которые вышли на берег,
Чтоб спуститься в метро.
Машинное море шумит под вечер,
Ты машешь мне плавником,
Ты: «Рыбка моя!» - кричишь при встрече,
Косолапя хвостом.?
Ах, вот почему нам так холодно вместе,
И очень на море надо!
И, даже когда мы стоим на месте,
Мы вечно плывём куда-то…
Куда-то когда-то из моря в ночИ,
Мы вышли - карась с карасём…
Ах, вот почему, когда ты молчишь,
Я понимаю всё.
Marika Nova
Швы переставь, если жмёт.
Тебе она очень идёт.
Там внутри – монетка лежит, поёт соловей,
Наши фотки пылятся, жонглирует ими ветер,
Швы живые болят.
Но не бойся – никто не поймёт ничего, не заметит,
Что душа у тебя не твоя.
Береги её, будто свою, раскрывай её редко.
Верь душе, не судьбе!
Я оставила там соловья, соловья и монетку,
Чтоб вернуться к тебе...
Температура тридцать восемь. И градусник ледышкой тает.
На голову компресс противный. Подушка душит.
И мне чертовски тебя не хватает.
В сознании воспаленном какие-то странные образы.
Будто на выставке современного искусства.
Круги перетекают в квадраты, в окне отражается небо и гладко,
гладко скользит луна. Где ты?
С кем ты проводишь эту ночь? Кто рядом с тобой в эту минуту?
Ты хоть помнишь меня?
Как ты? Знаешь, как у Земфиры, я так хочу больших апельсинов.
В пупырчатой кожуре.
Приходи. Принеси целую сетку таких, чтобы запах на всю палату.
Чтобы он впитался даже в больничную вату...
Когда будут ставить укол, сразу запахнет летом.
Цитрусы, море, лодки, ленты и ветер.
Приходи, пожалуйста! Но нет.
Такое чувство, что ты на другой планете.
А, черт возьми! В мои планы совершенно не входит
расклеиваться и подыхать, словно выброшенная медуза!
Я могу, я буду дышать. Я сильная и справлюсь. И выпишусь,
прощай стационар и здравствуй дом.
А потом, при встрече, просто признаюсь тебе. Расскажу.
Обо всем.
Я открыла ночью окно –
И в него, по небесным делам спеша,
Залетела душа.
Я все ставни закрыла, и дверь заперла.
Я была с ней хитра, я была с ней мила,
Но она щебетала мне: «Отпусти!»
А я шептала: «Прости».
Она билась о стены и билась в стекло,
И упала на грудь мне, когда рассвело,
И я в клетку грудную её заперла,
Чтоб она улететь не могла.
Я не зла, я забочусь весьма о душе,
Но от этих хлопот я устала уже,
А душа то поёт, то уснёт -
Всё ей снится побег и полёт.
Я устал крутиться-вертеться, бежать, бороться», –
Кричит человек – и на хрустальном небе
Господь подаёт ему солнце.
«Эта гонка по кругу больше меня не радует!
Ты направь меня, Боже, ты мне хоть знак подай!» -
Кричит человек – и в подарочных лентах радуги
Господь подаёт ему май.
Человек как будто не видит. Он хмурит бровь.
Он тоскует упрямо, неумолимо –
И Господь посылает ему любовь.
Но человек, конечно, проходит мимо.
Marika Nova
Продавец – мой вечный визави.
Взвесьте мне изысканной печали,
Но немного меньше, чем любви.
Покупатель робкий и нечастый,
Из тумана – музыку творю!
Взвесьте чуда, солнца! Взвесьте счастья!
Я его кому-то подарю.
Взвесьте лета, воздуха и моря!
Но не надо взвешивать слова.
И разлуки, и – на пробу – горя!
Взвесьте, взвесьте! Раз уж я жива..
Marika Nova
Облаков полушубок.
Вот и время терпеть – целовать ноябрь
В пересохшие губы.
Развестись бы с зимой! Нет, согласия не дам.
Не решусь, как обычно.
У меня к ноябрям, у меня к холодам
Не любовь, а привычка.
Но внезапно – взгляни! – мы идём по воде,
И плывём в небосводе.
Это солнце в тебе, моё солнце к тебе –
Оно не по погоде!
Наши души, раздетые не по зиме.
Наши зимы без сна –
Мы цветём! Мы без правил идём по земле!
Мы, наверно, весна…
Marika Nova
Без мечты, без метаний.
Пела, как соловей.
Поцелуя просила, как подаяния.
Обещания клевала с руки.
Горевала так редко.
Ты жила в моей клетке.
Отчего ты другая теперь? Отчего ты летишь?
Я хозяин тебе, ты не можешь, тебе слишком поздно!
Ты смеёшься в ответ и выходишь на волю, на воздух.
Твоя хрупкость – прочна. На тебе невесомые латы.
Я ведь даже не знал, что красива ты так и крылата!
Я умру тут один, безголосо упав на кровать.
Отчего я другой?
Я впервые хочу научиться летать,
Чтоб лететь за тобой!
Marika Nova ©
Вечно весна за окном.
За пять дыханий до отправления
Я влетела в вагон.
Ты меня ждал, волновался страшно,
Бледный, смешной и смелый.
А я – босая, в ночной рубашке,
«Вещи где?» «Не успела!»
В сумке – блокнот, шоколад и Бунин,
Как подобает леди.
Едим мы всего до Июня,
Вдвоём до Июня едем!
Дальше – не надо. Дальше – детали,
Взрослая жизнь с помехами.
Мы говорили и целовались.
В общем, Июнь проехали.
А глаза у тебя, как небо.
В них летать не устанешь.
Мы на Июле купили хлеба,
И поехали дальше.
Мало ли станций в календаре –
Станций мы не считали.
Август проспали, на Сентябре
И выходить не стали.
Вот и Ноябрь из темноты –
Чист, нелюдим и сер.
«Дальше», - заволновался ты, –
«Только зима и смерть!»
«Дальше – пресность и белизна,
Холод и боль вне квоты!»
Спрыгнул – и я осталась одна.
Дура, одна, с блокнотом.
Мне контролёра задобрить нечем.
Он за мной – по пятам!
Поезд подвозит нас всех к конечной,
Спрыгиваю, а там…
Станция «Май». Посёлок «Сиренево».
Радуга после дождя.
Я, удивлённая и весенняя,
Иду домой без тебя.
Стих и фото Marika Nova
Вся бумага моя – бела.
У меня не осталось снов,
Я кому-то их отдала.
Только где-то спит твой район,
Золотыми подсвечен снами,
И ты с кем-то сидишь вдвоём
И о чём-то важном, своём
Говоришь моими словами.
Marika Nova ©